Да, лису мне тоже удалось вызвать. Это было вчера. Страшная она пришла: худая, облезлая, еле лапы переставляет. Дала себя погладить — жаль, нечем было её покормить. Саюл вроде остался доволен, но виду не показал, ворчал и за что-то меня ругал.

А сегодня сату сказал, что я буду общаться с птицами. Всё бы ничего: сижу на бревне, жду его. И тут ко мне приходит лиса. И не просто, а с мышкой в зубах. Это она, видимо, решила поделиться со мной добычей. Положила у ног, сидит гордая. А мне что делать?! Похвалил, погладил её — она же смотрит на меня преданными глазами и уходить не собирается. Ждёт, когда я мышку съем? А мне ведь с птицами сейчас общаться…

Озорная улыбка проплыла по моему лицу: а если и я поделюсь своей добычей? Поймаю лисе птичку! А пока она ест, выкину мышку подальше. Все довольны — и Саюла ждать нескучно. Да вот только непонятно пока, как это сделать.

В своём ворговании я использовал едва уловимый ритм. Он исходил от того, к кому обращаюсь. У каждого животного он разный. Встраиваюсь в него, отправляю в ответ свой. Получается такой вот своеобразный диалог.

 Объяснить этот ритм невозможно и воспроизвести обычным способом тоже. Он и в ворговании еле уловим на слух. Но именно ритм становится связующей ниточкой между двумя живыми существами. Он без всяких слов позволяет понять другого, и это происходит очень ясно, без малейшего сомнения.

Важно знать, что человеческое сознание превосходит разум животного, поэтому человек может командовать зверями. Они же, понимая его превосходство, без всяких возражений слушаются. Но при этом есть ещё одно очень важное нечто, не берусь объяснить его словами. Людей оно тоже объединяет, особенно в семье. Не знаю, какое слово подобрать, это больше чем симпатия, но и любовью назвать, наверное, будет слишком. Какое-то душевное родство? Близость? Вот и лисичка принесла мне мышку, позаботилась.

Но я совсем не понимаю, как уловить ритм птицы. Я их чувствую рядом. Где-то совсем близко сидит ворон. Чувствую спящую сову. А ещё, правда, уже совсем далеко, сидит дятел, скоро начнёт стучать. Я их ощущаю, «вижу», но не более того.

Птицы какие-то другие, мне никак не удаётся уловить их ритм, волну, с помощью которой создалась бы возможность наладить связь. У них и кровь другая — чувствую это — и сердце бьётся иначе, и видят мир они по-другому. Что делать?

Встряхнул головой. Огляделся. Лисичка сидит рядом, смотрит на меня. Саюла нигде не видно. Спросить не у кого. Ладно, попытаюсь ещё раз. Настраиваюсь, решил связаться с вороном, он ближе всех.

Погрузился глубоко, только вот не сказать, во что именно. Какое-то интересное состояние. В голове тихо, живот горячий, а мир изменился. Точнее, стал совсем другим. Он теперь не передо мной, как я обычно его воспринимаю, а с боков — лучше сказать, вокруг меня. Вдруг мои крылья вздрагивают, хочется взлететь. Краешком сознания понимаю, что крыльев у меня нет, но это ничего не меняет. Хочется взлететь — и всё тут.

Вдруг чувствую острую боль в правом плече. Моё состояние мгновенно рушится, и я снова осознаю себя Ильхуром, сидящем на бревне. Но что-то изменилось, чувствую чьё-то пристальное внимание. Вдруг резкое «крааа!» в правом ухе оглушает меня. И я понимаю, что оно означает. Это ворон, он говорит:

— Ты чего сидишь, полетели уже!

Я сообщаю ему, что не могу, надо ждать Саюла. Он велел сидеть здесь, ослушаться его я не смею: он старше и мудрее. Ворон понимающе ворчит, перебирая лапками на моём плече. Старается делать это бережно, чтобы мне не было больно. Вдруг его заинтересовала лиса. Он перелетел мне на колено, внимательно и долго смотрел на неё, а потом вопросительно уставился на меня.

— Она друг, — сообщаю ему. — Лиса хорошая, не бойся её.

Выяснилось, что ворон её не боится, да и лисичка не собиралась делать ему что-то плохое. Она улеглась на землю и задремала. Ворон заметил мышку. Вопросительно посмотрел на меня.

— Это она со мной добычей поделилась. А я есть не хочу. Ты голоден?

Ворон. не ответив, подлетел к мышке и начал её клевать.

Как хорошо всё сложилось! Мне совсем не хотелось скармливать эту чудесную птицу лисе. Ворон мне понравился: умный, красивый. Пусть ест. Главное, чтобы лиса на него не напала. Но рыжая дремала, у неё даже лапы подёргивались во сне.

Теперь у меня два новых друга, но что с ними делать? И где Саюла носит? Ему давно уже пора прийти. И тут у меня появилась идея. Подождал, пока ворон покончит с мышкой, и велел ему поискать Саюла.

Ворон внимательно выслушал меня, но пришлось три раза объяснить ему, кого именно я хочу найти. Это оказалось нелегко. Дело не в том, что птица не понимала, просто я не знал, как объяснить. Сколько раз видел Саюла, знаю каждую его черту, характерные жесты, одежду — а объяснить не могу. Просто для птиц мы все одинаковые. Оказалось, они нас не различают. Впрочем, мы ведь тоже не можем отличить птиц друг от друга.

Наконец ворон понял. Он каркнул, повертел головой и улетел. Сделал круг над деревьями и тут же вернулся обратно. Проснулась лисичка, подняла голову, увидела в небе ворона и фыркнула. Ворон, сузив круг полетал совсем немного и сел мне на плечо.

— Во дела! — удивился я. — Вы что делаете?

Но мои новые друзья ничего не успели ответить. Послышался треск сучьев под ногами и знакомый голос:

— Я вижу, у тебя неплохо получилось.

— Да, сату, — польщённо отозвался я.

— А теперь слушай, как это надо делать правильно, — проворчал старый шаман, — а то у тебя в друзьях вес лес ходить будет.

Саюл сурово посмотрел на ворона и лису. Те поспешили исчезнуть. Лиса рывком метнулась в кусты, а ворон предпочёл вершину сосны.

— Так-то лучше будет, — удовлетворённо сказал шаман. — Закрой рот, садись и слушай. Мне было жаль расставаться со своей новой компанией. Полюбились они мне! И Юрхану хотелось их показать, особенно ворона. Но что поделаешь, с Саюлом не поспоришь, тем более что он мой сату.