Тусклое осеннее небо серой марью покрыло мир от края до края. Сырой, влажный воздух и безумие желтеющей листвы. Иногда слышно, как падают шишки с сосны. Высоко в небе — чёрные клинья птиц. Улетают они: скоро холод и снег, мало кто сможет выжить. Сахту говорил, в то время, когда боги жили с людьми, в наших краях было тепло, и птицы оставались здесь круглый год. Трудно в это поверить. У птиц здесь дом, они всегда возвращаются. И улетают осенью: где-то очень далеко есть тёплые земли, зимой там не выпадает снег. Наверное, хорошо там жить…

Рядом лежит мой бубен. Верный помощник, можно сказать — друг, если вещи могут быть друзьями. Куху вот точно может быть другом. Мой ворон улетел куда-то. Сейчас он мне не нужен, но сразу появится, как только возникнет в нём нужда. Он верный товарищ.

Помню до мельчайших подробностей тот день, когда я впервые взял бубен в руки. Сам бубен мне делал мастер своего дела шаман Серху. Только он знает, с какого оленя взять шкуру, как её обработать и натянуть на деревянную основу. Сделать бубен сложно, очень много надо знать и уметь. Он не только звонким должен быть, но ещё и делать самое главное — с помощью звука выводить шамана в мир духов.

Бубен мне вручал Саюл. Он был завёрнут в специальную ткань: к бубну не должен прикасаться никто, кроме владельца. Старый шаман показал, как сделать первые удары. И потом ещё долго учил меня различным премудростям извлечения звуков из этого чудесного инструмента.

Он показал, как сила земли после нескольких ударов поднимается и начинает колыхать всё видимое пространство. Воздух становится словно топлёный жир, плотный и текучий. А потом вдруг начинает плыть — и открывается тонкий мир, наполненный духами. Тогда я был потрясён. Сейчас это привычное дело. Сколько раз уже сам так делал — не сосчитать.

Бубен помогает мне призывать духов. Они любят этот звук: он дает духам возможность проникнуть в этот мир. Но всех я не пускаю, только тех, кто мне нужен, кто готов верно мне служить и исполнять мои поручения. Часть духов всегда рядом со мной.

Они приходили ко мне перед тем, как я стал шаманом. Они растаскивали моё тело и воссоздавали его вновь. Они будто бы часть меня. Эти духи не могут без меня жить, да и я не могу без них. Шаман без сильных духов — не шаман.

Бубен лежит рядом. На нём уже много рисунков. Я могу путешествовать в три мира, поэтому посередине изображено дерево. Оно соединяет миры, растёт сквозь них: корни в нижнем мире, ствол в среднем, а крона — в мире небесном. В подземном, нижнем мире я бываю редко. Он мне не нравится, но иногда это нужно. Бывает так, что злые духи приносят болезнь или, наоборот, забирают у людей здоровье. Что делать, спускаюсь.

На бубне мало рисунков, рассказывающих о нижнем мире. Я чаще камлаю в средний мир. Но больше всего люблю верхний. Небеса тянут меня с необыкновенной силой. На бубне много сюжетов из этих двух миров.

— Ильхур! — Слышу знакомый голос. — Я вижу, что у тебя сегодня никого нет — значит, мы можем поговорить.

— Да, Сахту, я всегда рад беседе с тобой. Твоя мудрость наполняет меня знанием. Только давай тогда я разведу костёр, согрею нам питьё. Я собрал брусники, и есть сушёная малина — будет очень вкусно.

— Я с удовольствием выпью с тобой этого напитка, Ильхур. Мне нравятся твои отвары.

Хворост для костра мной давно собран, осталось только поджечь его. Немного белого сухого мха, несколько ударов камня о камень, искры — и вот уже первый язычок пламени устремился пожирать свою добычу.

— Я вижу, Ильхур, ты опять путешествовал по Курумхе? ­— задумчиво спрашивает Сахту.

— Пришлось. Вдова Тильха просила. У неё опять злые духи опустошили живот. Как она ещё жива — вот что удивительно.

­ — Она сама себя хорошо опустошает, ­— всё так же задумчиво говорит Сахту, ­— а духи просто селятся в её пустом животе. Просто ей хочется внимания. Она одинока, вот и придумывает себе болезни. Но я не об этом хотел с тобой поговорить.

Ты слишком добрый, Ильхур. Ты хороший и сильный шаман, люди уважают тебя. Ты уже многих исцелил. Но ты слишком добрый, и люди начинают тобой пользоваться. Я говорил тебе: поменьше заглядывай в нижний мир, Саккат-Хум не лучшая для тебя компания. Он хитёр и коварен: обещает он много и красиво, но даст мало и цену назначит непомерную.

— Я понимаю, мудрый Сахту, но не знаю, как мне быть. Не могу отказать, когда люди просят.

­— Ильхур, люди пользуются тобой — вот что ты должен понять. Нельзя этого позволять. Посмотри на свою маму: кто сможет ею помыкать? Поучись у неё! Твой отец никогда не позволяет никому собой пользоваться — почему не спросишь у него совета? Тебя учит Саюл — разве он не наставляет тебя?

— Саюл уже ругал меня за это, — отвечаю, низко опустив голову. — Я стараюсь, но пока получается плохо.

Что ещё я могу сказать? Сахту, конечно, прав, но мне и в самом деле очень трудно отказывать людям или ставить им жёсткие условия. Я видел, как это делает отец, наблюдал и за Саюлом. Не могу я так, как они! Настолько проникаюсь чужой бедой, что сразу подрываюсь помогать, забыв обо всём. Люди, конечно, этим пользуются, я понимаю. Со мной легче всего договориться, поэтому они идут ко мне. Я безотказный. Не то чтобы другие шаманы остались без дела, нет, но со мной людям проще.

— Ильхур, — жёстко и твёрдо говорит Сахту, — ты должен уважать свой труд. Нужно уметь ценить себя. У тебя редкий дар, ты, конечно, поможешь почти в каждой беде, но если ты сам не будешь себя ценить, то никто тебя ценить не будет.

Всё, что легко достаётся, легко забывается. Если у людей много еды, они начинают привередничать, а то и выбрасывать её. Когда еды мало, берегут каждый кусочек. Твой труд гораздо ценнее еды, он дар богов. Обесценивая себя, ты обесцениваешь богов. Ты обесцениваешь и всех шаманов разом. Вот о чём ты должен думать, Ильхур. Вот что я хотел тебе сказать.

Сахту допивает свой напиток, поднимается и молча уходит.

Я сижу, смотрю на бубен, потом на небо. Поднимаюсь и смотрю на белоснежные вершины гор. Да, мне есть о чём подумать. Боги, помогите мне! Слышу шум крыльев, на плечо садится ворон — значит, сюда идёт кто-то из людей. Эх, постараюсь исполнить совет Сахту! Трудно мне будет.